Йоджи

— Судя по всему, тебе нравится быть учителем рисования? – Айя подошел так неожиданно, что Йоджи выронил карандаш, который последние десять минут бездумно крутил в руках, из-за чего левая ладонь была запачкана. «Забавная привычка колоть карандашом ладонь, когда вдохновение не приходит», — чуть улыбнувшись, подумал Айя.

— Ты меня отвлекаешь, уходи, и так ничего не получается, — раздраженно отозвался напарник. Набросок никак не удавался, чего-то ощутимо не хватало. И, конечно, именно Фудзимия виноват в том, что пейзаж так и не был закончен. Ведь картина предназначалась ему…

В далеком детстве учитель рисования, нерешительно улыбаясь родителям Кудо, сказал, что для того, чтобы стать художником, у их ребенка недостаточно терпения.

Проигнорировав слова напарника, Айя заглянул через плечо Йоджи. Действительно, техника была прекрасная, но чего-то не доставало.

— Хватит чваниться, я совсем не умею рисовать. Хорошо, что ты не видел другие работы, — поморщился Йоджи, — Не нравится, так и скажи, — буркнул он, протянув ладонь, чтобы скомкать лежавший на мольберте листок. И в ту же секунду его запястье перехватила и с силой сжала тонкая рука:

— Погоди, я же ничего не сказал. Или Эстет поработали над тобой и превратили в телепата?

Йоджи вздохнул. Близость Айи сводила с ума. Ради таких редких минут можно простить Айе снисходительный взгляд. И ложь.

— Скажи, почему ты рисуешь только неживую природу? Почему именно пейзажи? – Айя убрал руку, отстранившись, и Йоджи почувствовал странную пустоту.

— Почему я должен отвечать тебе? Ты же скрытничаешь. Может, сыграем в игру – откровенность на откровенность?

— Отлично, — улыбнулся Айя, и Йоджи вздрогнул. Из-за очков он не видел выражение глаз Абиссинца. Против воли с языка сорвался идиотский вопрос, хотя в голове крутился совсем другой:

— Зачем с того момента, как мы оказались в этой школе, ты носишь эти дурацкие очки? Они тебе совсем не идут.

Сняв очки, Айя обжег Йоджи аметистовым взглядом:

— Неужели не понимаешь? Не забывай, для всех, мы – учителя, мне не хотелось бы выяснять отношения с директрисой только потому, что кто-то заметит, как я сижу у тебя на коленях. К тому же, это повредит нашему прикрытию.

— Айя, после этой миссии, я обещаю, все изменится. Я хочу покинуть Вайс, и хочу, чтобы ты ушел со мной. Нам обоим следует забыть о прошлом. Мне хочется забыть…

Поправив очки, Фудзимия обошел мольберт и остановился у окна, повернувшись к блондину спиной.

— На самом деле, мне показалось интересным скопировать стиль Кроуфорда: в очках простые стекла. Учитель должен быть строгим и требовательным, чтобы выглядеть в глазах детей авторитетом.

— Айя… — Йоджи замер, глядя, как алые пряди, заплетенные в тугую косу, соперничают по цвету с листьями клена, усыпавшими подоконник.

— Кудо-семпай, вы знаете, почему это озеро, что вы так старательно рисуете, находится в горах? В этом есть какая-то тайна. Вода среди камней. В одной легенде говорится, что очень давно юная колдунья, по имени Назгуль оплакивала здесь своего героя, погибшего от ран. Она выплакала столько слёз, что хватило бы, чтобы затопить города и деревни. И тогда боги попытались остановить ее, заточив ее среди этих гор, надеясь, что воды потопа не разрушат камень. Только боль разбитого сердца была так сильна, что слезы стали просачиваться сквозь каменную преграду. Тогда боги впервые задумались о создании Ковчега. Но затем поступили проще –вернули героя к жизни. Вот только ад не хотел отпускать человеческую душу просто так. Назгуль превратилась в озерную пену, а вернувшийся к жизни герой забыл о своей единственной любви…

— Какой романтичный историк, — усмехнулся Йоджи, поднимая упавший карандаш. – Пожалуй, я в первый раз попробую нарисовать человеческую фигуру. А ты стой, где стоишь и не двигайся! — «А не то я тебя свяжу…»

* * *

Айя скрестил пальцы и прикрыл глаза. Миссия с «Эпитафией» закончилась совсем не так, как думал лидер Вайс. Несколько дней, проведенных Йоджи в реанимации, оказались для него хуже ада. Если бы можно было бы заменить собой этого человека под аппаратом искусственного дыхания, он бы с радостью согласился. Он сжимал ладонь Йоджи, пока они добирались до больницы, и, кажется, видел линию судьбы у того на руке. Несправедливо, это была длинная линия. А, может, он совершено не разбирается в хиромантии? Когда Айя-чан оказалась в больнице, Ран понял, что самое страшное – когда находишься в подвешенном состоянии, и просто ждешь, не в силах ничего изменить…

— Вероятность, что он останется, жив – сорок процентов, — таким был приговор врачей.

Айя готов был, не задумываясь, отдать свою жизнь целиком, лишь бы Йоджи вернулся. И радость, когда врачи сообщили ему о том, что Кудо очнулся, не могли омрачить другие новости. Например, о том, что Йоджи потерял память, и состояние его психики зависит от того, чтобы он не вспоминал ничего из прошлой жизни.

* * *

— Аска, зачем ты повела меня на эту выставку? Я не люблю начинающих художников. Это так скучно, – Йоджи пытался не зевать, глядя по сторонам. Нежно обнимать жену за талию – это, конечно, счастье, если бы не приходилось при этом терять время, рассматривая чужие картины и беседуя со знакомыми.

— Мы пришли сюда ради одной-единственной картины. Думаю, она тебя заинтересует, ты бы мог написать хорошую статью. Автор неизвестен, уже почти год никто не предъявляет на нее прав. Но знатоки ее высоко оценили. Йоджи, ты меня слушаешь?

Йоджи замер на месте, не отводя взгляда от небольшой картины в золотистой рамке. Как ни странно, он сразу же узнал это место, и стройную, стоявшую к нему спиной, девушку, окруженную ореолом алых кленовых листьев. Но он не мог вспомнить ни ее имени, ни цвета ее глаз. И не мог понять, почему сердце дрогнуло при взгляде на подпись: «Ты даже не представляешь, насколько умеешь очаровывать».