Кто-нибудь из моих читателей наверняка слышал о рассказе Бунина И.А. «Митина любовь». На Иссык-куле в один из погожих деньков нам зачитывала его вслух моя любимая преподавательница. Прочитав половину, она поинтересовалась у группы русской прозы — чем по нашему мнению должен закончиться рассказ. И я был единственным, кто сделал верное предположение относительно окончания литературного произведения – Митя застрелился из-за несчастной любви.
В тот день преподавательница поделила нас на группы, и я оказался в одной лодке с Алтынай Д. и Артёмом Х. На следующее утро нам было дано новое интереснейшее задание: продумать вариант истории Миши и Кати в современном мире. Иначе говоря, создать свой оригинальный рассказ целой группой из трёх человек.
Мы с Артёмом придумывали рассказ целый вечер, очень гордились своей сообразительностью и красотой слога, ведь сочинять пришлось вдвоем – сначала думали: Алтынай заболела. А поздним вечером к нам в «кемпинговый домик» пришла Алтынай и перечеркнула все наши труды. Зато мы совместно с ней написали новый рассказ, правда моего в рассказе – лишь идея и проверка речи на грамотность. Артем всю ночь нас смешил — спать мы так и не ложились. Это был бесценный опыт в моей творческой деятельности: узнать, что о твоих идеях думают друзья – соавторы. Именно тогда в одночасье читатели стали ближе ко мне, а родной язык обогатился многими чудесными разумными словами…
Remember me, friends
Итак, «Митина любовь» на новый лад
Ей было смертельно скучно. Какие-то сутки в городе, а она, казалось, уже насквозь пропиталась его серостью и ничем-не-примечательностью. Дом, как она и предполагала, оказался построен по ужасному проекту – чего стоили только три проходные комнаты и жалкие потуги на оранжерею. Про расположение остальных комнат и амбиции хозяев думать и вовсе не хотелось. Впрочем, для неё это не имело никакого значения – ей было не впервой делать из дерьма конфетку, именно благодаря этому таланту её дизайнерские услуги ценились столь высоко. Причем ценились и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Она решительно поднялась из мягкого кресла и отбросила газету, которую просматривала с откровенно брезгливым видом.
— Выставка, так выставка. Всё лучше, чем плесневеть в этом вшивом номере, — привычно подумала она вслух.
* * *
Митя был счастлив. Наконец-то его картины увидели свет – годы безвестности позади: его ждут слава и богатство. Воображение уже рисовало радужные картины безоблачного будущего. Митя вновь окинул взглядом выставочное пространство и удовлетворенно улыбнулся. Картины глядели друг на друга со всех стен и стендов, и возникало ощущение, что вы находитесь во сне у наркомана. Хаотичные яркие пятна перекликались с неожиданно точными геометрическими фигурами, а игра светотени оживляла полотна, создавая иллюзию движения.
Редкие посетители медленно переходили от картины к картине, и их лица выражали что угодно, кроме восхищения. Но наш художник этого не замечал – Митя упивался своим звёздным часом.
* * *
— Ли, — раздалось откуда-то слева. Она резко обернулась и машинально пожала протянутую руку. – Вам нравится?
Она чуть было не сказала «нет», но вовремя поняла, что перед ней, скорее всего и находится автор всей этой мазни. Изобразив на лице полуулыбку, она сухо ответила «да» и повернулась обратно к картине. Её несостоявшийся собеседник еще некоторое время помялся в нерешительности, но, поняв, что продолжения разговора не будет, тихо отошёл.
На фуршете по случаю выставки, куда она после недолгих колебаний всё же заглянула, он материализовался в её личном пространстве вновь и протянул бокал белого вина. Она с удовольствием отметила про себя, что он выглядит как типичный художник: небрежный, немного запущенный – его так и хотелось накормить и переодеть, такой тип мужчин ее всегда умилял. К тому же ей предстояла бесконечная неделя в этом никудышном городке, пока будет готов проект, и она сможет вернуться в Москву. «Почему нет?» — подумала она, и, приняв бокал, медленно произнесла: «Ольга».
* * *
Митя отчаянно скучал. Пытался писать- ничего не вышло. У Дали тоже бывали кризисы, успокаивал Митя себя. Едва закрыв глаза, Митя видел её лицо – такое нежное, такое беззащитное. Достаточно ли недели вместе, чтобы осознать – тебе нужен именно этот человек? Если вы думаете, что нет, то вы глубоко заблуждаетесь. У него было ощущение, что его поиски – творческие и душевные – наконец завершены, и он обрёл её –свою Музу, свою Галлу, свою Совершенную Женщину. Митя будет псом у её ног, он будет стеречь ее сон и охранять покой, лишь бы она не прогнала его, лишь бы не отвергла его большое светлое чувство. Она нужна ему как воздух, он не может без нее жить – это стало совершенно очевидно. На седьмой день после её отъезда в Москву Митя собрал свои картины и поехал за своей любимой в неизвестность большого города.
* * *
Отчёт был готов вовремя. Командировка прошла успешно, заказчиков устроил разработанный Ольгой проект, и отдел моделирования приступил к его реализации. Премиальные за подписанный контракт плавно перетекли на счет Ольги в банке и пополнили довольно круглую сумму, уже находившуюся там. Она была довольна собой – ей даже не пришлось скучать в этом несчастном городке – мальчик с выставки был довольно мил и разнообразил ее досуг. У неё язык не поворачивался назвать его художник – она достаточно хорошо разбиралась в искусстве, и его рисунки не повесила бы даже у себя в туалете.
-Да и кличка смешная – Ли, это же надо додуматься так переиначить красивое греческое имя Леонид, — Беседовала она сама с собой, собирая финальную документацию. Она забыла о нём сразу же, как самолёт оторвался от взлётной полосы: Ольгу ждала её прежняя жизнь, и провинциальным Ромео в ней места не было.
* * *
Митя мялся у заветной двери в двери в холодном подъезде более получаса. Роза, купленная на вокзале, покинуто лежала на облезлых перилах и искренне недоумевала, почему она оказалась в таком положении. Баул с картинами – чтобы поместились все, Мите пришлось снять рамы – терпеливо ждал, когда его, наконец, занесут в квартиру. Если бы он мог говорить, Митя много бы услышал о своей способности принимать решения и претворять их в жизнь. Наконец, палец надавил на звонок, раздалась мелодичная трель, и после недолгой паузы дверь наконец-то приоткрылась. Митя задохнулся от радости – перед ним стояла его любимая, он шагнул, было, к ней навстречу, но остановился, натолкнувшись на ее взгляд. «Что вам надо?» — ее голос, её родной голос, говоривший ему слова любви и нежности, теперь был колючим и холодным, даже злым. «Не беспокойте меня больше». Дверь захлопнулась. Митя постоял еще некоторое время, пытаясь осознать случившееся, потом повернулся и побрёл вниз по ступенькам.
Картины и розу утром забрал дворник.
* * *
Ей никто не звонил много лет. Это неудивительно, если учесть, что детей она так и не завела, и в свои восемьдесят была совершенно никому не нужна. Дни и ночи тянулись, как две нити, протянутые из ниоткуда в никуда и сами забывшие, зачем и когда они были протянуты. Поэтому она даже не сразу поверила, когда услышала резкий звонок в дверь.«Кто там?» — недоверчиво спросила она, разглядывая через дверной глазок незнакомого мальчишку в форме почтальона. «Бабушка, вам бандероль», — нетерпеливо произнес мальчик, переминаясь с ноги на ногу. Ольга открыла дверь, расписалась, и занесла продолговатую коробку в пыльный зал. Включив свет, долго разглядывала печати, крутила коробку, трясла, прислушивалась к звукам внутри. Обратного адреса не было. Наконец, она вскрыла бандероль, и на стол выпал свёрток. Неверными старческими руками она медленно разгладила холст… с картины на неё смотрела она сама.
Пронзительный взгляд холодных серых глаз, правильные черты лица… Несомненно, это была она – но кто художник? Почему на этой картине она выглядит столь живой, столь яркой, столь любимой? Кто запомнил её, кто пронёс эту память сквозь года, чтобы она сейчас бессильно плакала, глядя на саму себя?
Память молчала.